Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними поют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды горят над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным,
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.

...

(с) Иосиф Бродский.


К этим гулким морским берегам,
Осиянным холодною синью,
Я пришла по сожженным лугам,
И ступни мои пахнут полынью.

Запах мяты в моих волосах,
И движеньем измяты одежды;
Дикой масличной ветвью в цветах
Я прикрыла усталые вежды.

На ладонь опирая висок
И с тягучею дремой не споря,
Я внимаю, склонясь на песок,
Кликам ветра и голосу моря...

Коктебель, 1909, Макс Волошин.





И хрен с ним, хрен с этим фотиком, который глюком удалил две трети всех фоток. А там было много-много моря: моря на рассвете, моря при закате, моря под луной... Записала море на диктофон. Буду слушать. Главное - что в сердце.
Так чудесно всё это прочувствовать, ходить самой туда, куда хочется, куда ноги ведут, смотреть на Максимилиана в облаках, на профиль на Карадаге, слушать стихи, разговаривать со случайными-неслучайными соседями (а соседи уж точно не случайны, правда?).
Сама с собой, с природой, с Коктом, с запахом, и со вкусом соли на губах.
Люблю.